Дети Линзы - Страница 84

— Поверьте, что все абсолютно безвредно.

И хирург вместе с операционной бригадой приступили к своей нелегкой задаче. Поскольку читатель уже имеет представление о тяжести повреждений, полученных Серым линзменом под пытками, воздержимся от описания операции, которая была продолжительной и трудной. Бледная как мрамор, старшая операционная сестра держалась великолепно, стоически, так, словно на операционном столе лежал не самый близкий для нее, горячо любимый человек, а незнакомец. Она не упала в обморок и позже, когда Лейси произвел ампутацию всех обезображенных конечностей.

— Три или четыре сестры потеряли сознание, а несколько интернов пришлось вывести из операционной, — рассказывала Мак-Дугалл впоследствии автору книги в ответ на прямой вопрос. — Но я держала себя в руках до конца операции. А потом — потом я отключилась. У меня началась истерика, да такая сильная, что им пришлось дать мне транквилизаторы и уложить в постель. Кима не позволяли видеть до тех пор, пока мы не вернулись на Землю и его не поместили в Главный госпиталь. Даже старого Лейси настолько потрясла операция, что ему понадобилось выпить две рюмки бренди, чтобы прийти в себя.

Прошло немало времени, прежде чем Лейси решил, что линзмена пора пробудить от сна. Сделать это вызвалась Кларисса. За право пробудить Киннисона ей пришлось выдержать настоящее сражение, и она выиграла его. Настаивая на своем праве пробудить Киннисона и угрожая нанести тяжелые физические увечья каждому, кто осмелится оспорить ее право.

— Ким, дорогой, просыпайся, — нежно прошептала она. — Самое худшее уже позади. Ты выздоравливаешь.

Серый линзмен пришел в себя мгновенно. Он полностью владел памятью, сохранившей до мельчайших подробностей все, что произошло до того, как Ворсел подверг его гипнозу. Киннисон напрягся, готовый в любой момент блокировать нервную систему от нестерпимой боли, но боли не было. Впервые за долгое-долгое время его тело наслаждалось покоем.

— Я так рада, что ты проснулся, Ким, — продолжала Мак-Дугалл, — Я знаю, что ты не можешь разговаривать со мной. Повязки тебе снимут на следующей неделе. Ты не можешь даже послать мне телепатему — твою новую Линзу еще не успели доставить. Но зато я могу разговаривать с тобой, а ты можешь слушать. Не падай духом, Ким. Я люблю тебя по-прежнему, и как только ты сможешь говорить, мы поженимся. Я буду заботиться о тебе…

— Не нужно меня жалеть, Мак, — вдруг отчетливо прозвучало в ее сознании. — Я знаю все, о чем ты хотела сказать, но промолчала. Я вовсе не такой беспомощный, как тебе кажется. Я могу входить по желанию в контакт с любым человеком или разумным существом. Я вижу теперь даже лучше, чем прежде. Но я ни в коем случае не соглашусь, чтобы ты вышла за меня замуж!

— Ты бредишь! У тебя горячка! Ты спятил! — чуть не закричала Мак, но тут же взяла себя в руки. — Может быть, ты и способен посылать людям телепатемы без Линзы, как только что сделал со мной, но видеть не можешь. Поверь мне, ведь я была в операционной.

— Нет, могу, — настаивал Киннисон, — Во время второго посещения Эрайзии я научился очень многому, о чем никому не рассказывал. Моя способность к сверхчувственному восприятию не уступает способности Тригонси, а может быть, даже превосходит ее. Например, я вижу, что ты похудела, осунулась. Ты работала очень много — я доставил тебе немало хлопот.

— Для такого заключения необязательно видеть, — насмешливо фыркнула Мак, — Достаточно владеть дедукцией.

— Будь по-твоему. А как насчет роз на том столе? Там белые, желтые и красные розы. Верно?

— Ты, наверное, научился различать розы по запаху, — с сомнением сказала Мак. — К тому же ты, должно быть, знаешь, что практически все цветы, известные ботанике, друзья и просто коллеги приносят сюда, в палату.

— Я могу пересчитать все розы и назвать, какого цвета каждая. А как насчет медальона с твоими инициалами, который ты носишь под форменным платьем? Ведь его я не могу обнаружить по запаху. А чей портрет в медальоне? — звучавший в сознании Мак-Дугалл голос Киннисона пресекся от удивления. — Да там мой портрет, клянусь усами Клоно! Мак, где ты его раздобыла?

— Там уменьшенная копия твоей фотографии, которую мне дал адмирал Хейнес. Я ношу его потому, что люблю тебя, о чем говорила тебе и раньше.

Мак широко улыбалась своей ослепительной улыбкой: теперь она твердо знала, Ким может ее видеть, Ким не будет беспомощным, он видит, мыслит, воспринимает окружающее и может реагировать. Какое счастье! У Мак резко повысилось настроение. С души словно свалился камень. Правда, Ким теперь не может — пока не может! — брать на себя инициативу. Ну что ж! Инициативу ей придется взять на себя.

— Я не только люблю тебя, Ким. Я твердо решила выйти за тебя замуж, нравится тебе мое решение или не нравится, — Мак покраснела. — И вовсе не из жалости, Ким, и не для того, чтобы ухаживать за тобой. Мое решение созрело раньше, гораздо раньше.

— Но это невозможно, Мак, — запротестовал Киннисон, горько сетуя на несправедливость судьбы. — Я тысячу раз думал о нашем союзе, когда был в космосе, и всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Ты слишком красива, жизнерадостна и великолепна, чтобы связать свою жизнь с инвалидом, к тому же наполовину состоящим из стали, резины и фенолина.

— Замолчи, Ким, — спокойно возразила Мак-Дугалл. Куда девалась ее неуверенность и нервозность, которые чувствовались в начале разговора. Сейчас она была совершенно спокойна и буквально светилась от радости.