— Спасибо, Иллона, — сказал Киннисон, когда их путешествие закончилось. — Ты очень помогла мне, и я не смею тебя больше задерживать.
— Всегда рада помочь тебе, линзмен. Увидимся на представлении.
Иллона вышла из комнаты гораздо медленнее, чем входила в нее. Она все еще побаивалась Киннисона и постепенно привыкала к мысли, что встречи с ним всегда сулили какой-нибудь неожиданный оборот или непредвиденное осложнение.
Оставшись в каюте, Киннисон начал вызывать Главную Базу, но потом внезапно переменил решение и связался с помощью своей Линзы с Командиром Порта Хейнесом.
— А, Киннисон! Ну, разумеется, для тебя я свободен двадцать четыре часа в сутки, — последовал немедленный ответ. — Выкладывай, что у тебя.
— Не знаю, насколько выполнима моя цель. Я хочу провести всеобщее совещание линзменов, особенно вольных. Используя Линзы, можно ли собрать их?
— Да почему же, черт возьми, нельзя, если я пользовался Линзой сотни раз! Давай я вызову тех, кого знаю сам, они сообщат остальным, а ты будешь поддерживать связь со мной.
— Значит, договорились? Я спрашиваю потому, что…
— Послушай, сынок. Мне не нужно ничего объяснять. Я все устрою, но потребуется некоторое время. Назначим совещание на двадцать часов завтрашнего дня, ладно?
— Согласен! Благодарю, шеф!
Следующий день тянулся медленнее, чем обычно. После долгих и бесцельных скитаний по кораблю Киннисон посмотрел на подготовку представления с участием Иллоны и с удивлением заметил, что всякий раз, когда та обращалась или просто поворачивалась к какому-нибудь мужчине, им неизменно оказывался Генри Гендерсон.
— Сражен в самое сердце, Генри? — спросил Киннисон, когда застал пилота сидящим в штурманской рубке и уставившимся неподвижным взглядом в одну точку.
— Наповал, — признался Гендерсон, — но я не сделал ничего предосудительного. Думаю, ты и сам знаешь.
— Я знаю, что ты ничего не сделал, — проговорил линзмен и, отвечая на безмолвный вопрос пилота, добавил:
— Нет, я не читал твоих мыслей. И вообще ничьих, кроме мыслей Иллоны. Но ее сознание изучил вдоль и поперек.
— Тогда тебе известно… Скажи, Ким, я могу поговорить с тобой? Разговор очень важный.
— Конечно. Включим Линзы?
— Да, так будет лучше.
— Ну вот. Полагаю, речь пойдет об Иллоне, очаровательном цвильнике с планеты Альдебаран?
— Перестань, Ким. — Гендерсон вздрогнул. — Она не цвильник, даю голову на отсечение… Разве она может быть цвильником?
— Ты утверждаешь или спрашиваешь?
— Не знаю, — заколебался Гендерсон. — Я хотел поговорить с тобой о другом… ты знаешь больше, чем я… то есть я хотел сказать… О, дьявол! Ким, разве у меня нет причины, чтобы… ну… жениться?
— Полагаю, у тебя немало причин для такого решения. Как у любого холостяка.
— Проклятье, Ким! Я же говорю о другом, ты сам знаешь!
— Тогда думай, как полагается.
— Слушаюсь. Сэр, как вы считаете — вольный линзмен Кимболл Киннисон одобрил бы мой брак с Иллоной Поттер? К сожалению, не могу выразиться более понятно.
Киннисону показалось, что пилот на грани отчаяния, и он не стал медлить с ответом.
— Насколько я знаю — а я клянусь, что отлично знаю упомянутого тобой человека, — одобрил бы.
— Великолепно! — обрадовался Гендерсон. — Значит… значит, разговор закончен?
— Я-то согласен поболтать с тобой еще немного. Но, видишь ли, думаю, что Иллона успела разбить сердце не одному тебе. Не удивлюсь, если половина команды постарается опередить тебя. Так что ты, конечно, можешь продолжать разговаривать со мной…
— Как! Что за наглецы! Ну мы еще посмотрим, кто кого опередит! — воскликнул Гендерсон и, вскочив на ноги, опрометью бросился вон из рубки. Посмотрев на часы, Киннисон увидел, что время близилось к двадцати часам, и пошел к себе в каюту.
Обыкновенный человек не всегда сумеет ясно передать свою мысль другому, как бы близко тот ни находился. Вообразите, насколько велики способности тех тысяч или даже сотен тысяч линзменов, — никто не знает, сколько их вышло на связь в тот день, — которые были разделены огромными расстояниями и все-таки смогли вступить во взаимный мысленный контакт. Вероятно, не меньше половины из них походили на людей. Многие не были ни млекопитающими, ни теплокровными. Не все дышали кислородом — для некоторых народов космоса кислород страшнее сильнодействующего яда.
— Благодарю вас, ребята, за то, что вы согласились помочь мне, — начал совещание Киннисон. — Сейчас вы поймете, в чем состоит моя просьба. Хейнес, вероятно, сказал вам, я — Киннисон с планеты Земля. Мне кажется, мы сможем найти центр босконской культуры, если отыщем планету, о которой мне известно только название — Лонабар. Ее обитатели похожи на человека по десяти пунктам галактической классификации. На планете добывают вот такие драгоценные камни, — и он передал коллективному разуму подробное описание сокровищ Иллоны. — Знает ли кто-нибудь из вас планету? Видел ли кто-нибудь такие драгоценные камни?
Наступила долгая, томительная пауза. Затем появилась одна робкая, неуверенная мысль — как будто кто-то нерешительно постучался в одну из миллиардов ячеек, составлявших мозг линзмена.
— Я ждал, чтобы убедиться — не ответит ли кто-нибудь еще, так как мои сведения очень старые и не совсем надежные, — извинилась мысль.
Киннисон вздрогнул, но не показал своего удивления. Столь ясная, отточенная как бриллиант мысль, могла принадлежать только линзмену второго уровня, а поскольку она пришла не от Ворсела и не от Тригонси, то был кто-то третий, о ком он никогда не слышал!